– Ты ведь хочешь что-то рассказать. Я вижу. Ты ведь думаешь об отце… Будет легче, если выскажешь все это… – выдернул меня из размышлений мужчина, и я посмотрела, как он откинулся на спинку дивана, потягивая алкоголь. Мне нравилось, что он соблюдал дистанцию. И даже то, что Морган не стал укладывать меня к себе в постель, располагало к беседе. Наверное, я все же просто искала в мужчине плюсы, потому что отчаянно хотелось выговориться хоть кому-то…

– Он не был плохим человеком, понимаешь? Я ведь вижу, как ты смотришь… жалеешь меня, а не отца. Но… – посмотрев на потолок, я сделала передышку, и как только слезы впитались обратно, тут же допила содержимое бокала и отставила его в сторону: – Он ведь заботился обо мне. Как умел. И никто не заслуживает смерти. Особенно такой! Люди убивают, грабят, насилуют, бросают детей на поизвол судьбы или делают аборт… А чем провинился папа? Пощечина, скандалы, попытка внушить мне свое виденье идеального мира… Все это так мелочно!

Пол сделал движение вперед, и я запнулась, ведь на мою территорию снова посягнули, но он лишь налил в бокал еще вина и вернулся на прежнее место. Сделав внушительный глоток, поморщилась от новой порции тошноты и головокружения, но, когда Морган заговорил, решила допить все до дна.

– Только не говори, что ты считаешь себя виноватой, Настя… Когда ты только села в вагон метро и служба охраны доложила о твоем пути в офис к отцу, я сразу заподозрил что-то неладное и направился к тебе. Звонки в скорую только укрепили эти подозрения, но… Ты должна знать: даже если бы я приехал вовремя, не смог бы спасти Дмитрия.

Я усмехнулась и, сама схватив бутылку, наполнила бокал до краев.

– Не считать себя виноватой, да? – и снова обжигающая жидкость заполнила желудок, вызывая странный эффект: желание раскрыть все карты. – Как ты знаешь, моя мать умерла в мои полные пять лет. Когда отец говорил о причине ее смерти, не забывал упомянуть, что дело в том, что она родила тогда, когда врачи категорически запрещали. Он говорил это вскользь, просто чтобы заполнить неловкую паузу… Но я до сих пор не могу избавиться от гадкого чувства, что живу за счет кого-то. Черт! Да как только у меня появились карманные деньги, я каждый месяц перечисляла половину суммы с липового счета Карины в фонд помощи женщинам, больным раком яичников.

– Настя… – Пол коснулся моей руки, пытаясь призвать остановиться или перестать дрожать, но я уже не могла. Это было выше меня…

– Нет, ты послушай! Я помогла многим людям, специально встречалась с ними, чтобы знать это. И толку? Все равно я тут, а мамы нет… – сжав руки на груди, я попыталась согреться, но слезы, которые капали на открытые участи тела, этому не способствовали. – А теперь отец… Он жил и делал все, чтобы я жила прекрасно и ни в чем не нуждалась. Да, порой он переходил границы, но всему виной его характер. К тому же он кормил, поил, содержал и воспитывал меня… А что сделала я? Ушла, хлопнула дверью и даже не попрощалась… – мне было мало рыданий. Внутри кипело настоящее пламя, заставляющее с рыком кинуть в другой конец комнаты пустой бокал, а затем и бутылку. Только это не помогло, а вызвало новый виток рыданий. Пол притянул меня к себе внезапно и так крепко, словно я могла вырваться или убежать… Но я, как ни странно, не хотела. Он гладил меня по волосам, коже и вытирал слезы. Становилось тепло и хоть немного легче на душе. – Я ведь не попрощалась, понимаешь??? Было столько возможностей, а я… Позволила ему умирать там, одному, на холодном полу своего чертового кабинета…

Морган закинул мои ноги себе на колени, а затем аккуратно обмотал нас пледом. Я заметила это лишь мельком, ведь все никак не могла прекратить рыдать и судорожно прижиматься к мужчине, как к батарее.

– Все, куколка… Хватит… – прошептал он на ухо, проведя ладонью по волосам, словно они не давали ему покоя. Я поймала себя на странной мысли, что Полу наверняка тяжело давалась невозможность касаться… меня? Может, поэтому он решился на эти странные перчатки. Вряд ли они обладали привычной ему чувствительностью, но уже хоть что-то… Его губы накрыли кожу между бровей, словно расправляя складку, а затем он вдруг сказал, даже не пытаясь отстраниться: – Я знаю, что это сложно, и не прошу тебя делать вид, словно все нормально, но… Ты должна зацепиться за что-то, понимаешь? Найти воспоминание, человека, вещь… Нечто, способное держать тебя на плаву.

– Это сложно, – честно призналась я. – Верить так сильно, практически боготворить, чтобы это могло… держать на плаву.

– Не обязательно. Просто сильное позитивное чувство может быть во сто крат сильнее отчаянья и негатива. Оно и станет твоим якорем на сегодня… – руки мужчины скользнули на мою талию, и вместе с раздумьями ко мне пришло и томление между ног. Совершенно неуместное и постыдное, только избавиться от него не получалось.

Я посмотрела на Пола, чтобы попросить отпустить меня, но тут же зависла… У него были такие черные глаза… Как небо зимой или самые пугающие дыры в космосе. Хотелось нырнуть и не возвращаться.

Не понимая, что делаю, коснулась пальцами его лица, и Морган вздрогнул, словно мои прикосновения могли ударить его током. В этот момент его черные глубины наполнились блеском, желанием, обещанием и уймой других эмоций, которых ранее я не могла видеть в глазах людей. Точно, чертенок…

Это была вспышка, что-то странное и необъяснимое… Словно воздух вокруг заискрился, а потом скопом ударил мне по голове! Я вдруг осознала, что Морган сделал для меня больше, чем кто-либо за всю жизнь. Почему-то негатив вошел в привычку, а вот странные мелочи, на которые ранее никто не обращал внимания, стали чем-то вроде… Якоря? Пол Морган стал для меня отцом и матерью, а также братом и другом, что не мешало стать ему еще и любовником. И хоть секс наш был далек от любви, а сам мужчина – от желания сделать из меня нечто большее, чем еще одну любовницу… Но сейчас, на какой-то промежуток времени, мне удалось собрать все его хорошие поступки и улыбнуться, чтобы получить в ответ его теплую усмешку. Что-то щелкнуло внутри, безжалостно и бесповоротно! Пожалуй, Морган далеко не худший человек на земле, как бы я не старалась себе это доказать. Он мог быть неоправданно жестоким, грубым и даже отстраненным, но порой его поступки затмевали самые запретные мечты. Не об этом ли он недавно говорил: порой одного сильного положительного воспоминания хватает, чтобы перекрыть негативные. У меня было море и тех, и других. Кислая сладость…

– Знаешь, я выбрала… – загадочно прошептала, немного придвигаясь к его лицу. Он затаился, ожидая ответа, с жадностью блуждая по моему лицу пробирающим до голокружения взглядом. Но Морган еще не знал, что правду ему услышать было не суждено: – Вино! Оно было прекрасно. Почему бы не думать о нем, когда мне станет грустно и одиноко?

Я думала, Морган разозлится или моментально закроется в себе, как это бывало раньше, но его губы изогнулись в неком подобии улыбки, и он прошептал:

– Не боишься спиться? Женский алкоголизм не излечим.

– По-твоему, я выгляжу настолько жалко и безнадежно? – наигранно недовольно ответила я, думая лишь о том, как Полу идет эта безмятежная, немного кривая улыбка. Вокруг губ появились мелкие морщины, которые украшали еще и глаза, но сейчас он впервые выглядел на свой возраст. Мысли уводили меня в неправильном направлении, заставляя то и дело судорожно облизывать губы.